Форум » Южное крыло » Буфет » Ответить
Буфет
Архивариус: Здесь, как и в большинстве помещений Дома, все изменчиво - меняются размер, освещение, конфигурация. Даже структура стен. Порой они из цельного камня, порой - это бетон, покрытый краской. Порой - темное стекло, за которым клубится странная дымчатая субстанция, которая плавно принимает оттенки всего видимого спектра. Иногда стены и вовсе задрапированы различной тканью. Но не стоит уподобляться Полонию и прятаться за портьерами. Единственное, что неизменно в буфете - это камин и стойка бара. Камин меняет вид и форму, но наличествует всегда. То же и с барной стойкой, которая порой то похожа на некий древний алтарь, а то производит впечатление выкидыша хай-тека. За стойкой - таково свойство Дома - постаравшись, можно найти любую еду и напитки. Важно лишь правильно сформировать желание. Постоянна и обслуга буфета - это мелкие гремлины, которые как-то случайно появились тут, да так и прижились. Обладатели довольно пакостного характера, они тем не менее поддерживают вверенное им помещение в относительном порядке. А порой даже выполняют пожелания посетителей.
Ланселот: Зашел в паузу что-нибудь выпить. Огляделся. Посмотрел, как стены окрасились сумерками, провел, словно исследуя то ли мир, то ли себя, по стойке. Открыл себе бутылку пива, устроился перед камином.
Тод Трауман: Зашел, раздал задания стайке гремлинов, и через минуту в камине заполыхало пламя, вспыхнули свечи, разгоняя полумрак, перед камином, на ворсистой шкуре возникла гора подушек, на которые и опустился, протянув пальцы к огню. - Темное? - кивнул на пиво вместо приветствия.
Ланселот: Смотрит на то, как споро бегают гремлины, как вспыхивают свечи, глянул, как блики огня играют на темном стекле бутылки. Улыбнулся. Свесился через подлокотник, покачал головой отрицательно, показал бутылку: - Нефильтрованное. Могу поделиться, но прихватил только одну.
Тод Трауман: - Поделись, - кивнул согласно и вдруг улыбнулся. Похлопал ладонью по подушкам рядом с собой, и, маскируя жест, сделал вид, что просто взбивал получше. - Придешь посидеть рядом? Отсюда совершенно другой ракурс.
Ланселот: Посмотрел внимательно, как выбивают из подушки пыль. Или делают ее мягче. Или дают оценить, насколько добротно она сделана. Рассмеялся негромко и, всунув бутылку в руки Тоду, перемахнул через подлокотник, оказавшись на шкуре. - Хороший ракурс, - кивнул, устраиваясь. - Но мне все покоя не дает мой черный человек. Задумчив.
Тод Трауман: - Рассказывай, - кивнул, сделал большой глоток. В огне шныряют саламандры. Маленькие, юркие, любопытные. Высовывают мордочки из огня.
Ланселот: Вслепую протянул руку за бутылкой, смотрит не отрываясь на танец саламандр, пытается найти в нем нечто для себя символическое. Пока не выходит. - Я думаю, о чем пьеса, которую мы с тобой решили написать. Помнишь, в гримерной на табурете осталась тетрадь? Я помню ее. Иногда мне кажется, что там сами собой могут появляться строчки. Но о чем наша история? О поиске, о небытии, о бессмысленности всего сущего, о силе духа человека, о силе... - сделал паузу, улыбнулся, - интереса Смерти? Откинулся на подушки, все так же неотрывно смотрит на танец. - Для меня вопросы - они как призраки невинно убиенных душ. Не оставят в покое, пока не получат удовлетворения.
Тод Трауман: - Вот упертый, - отдал бутылку, хмыкнул невесело. - Мне иногда кажется, что эта сущность подходит тебе намного больше, чем ты сам считаешь. Есть мяч и надо продавливать все на пути к нему. Два зверька в камине прыгают по одному большому полену, стреляют яркими искрами. - Я не хочу бессмысленности всего сущего. Я уже устал от этой бессмысленности. Я хочу жара, страсти. Понимаешь? Не праздный интерес, а то, как вспыхивает дерево от прикосновения огненной ящерки.
Ланселот: - Не будь я упертый, я бы не довел дело до конца и не пытался бы маниакально найти ту или иную дверь. Это неотъемлемая моя часть, - смешок. Потом сморгнул едва ли не растерянно, одновременно отпивая. - А какая именно сущность? - непонимающе смотрит, но потом переключился: - Жар и страсть... О, господин Трауман! Я ищу выход у тебя в доме и в своем сознании с огромной страстью. А то, что от жара не воспламеняются стены - то это лишь потому, что тело мое лежит в коме и температура его чуть выше, чем у трупа. А ты пока только наблюдаешь за моими метаниями. Но мы ставим пьесу. Мы пишем ее. Это история. И вот сейчас я не могу сказать одной фразой, о чем эта история. Вот что не дает мне покоя.
Тод Трауман: Чуть заметно скривился на это пафосное "О". Подавил желание взъерошить шевелюру, отвлечь от пафоса, вместо этого провел костяшками по скуле, легко, невесомо, и отобрал бутылку. - А ты хочешь конкретики?
Ланселот: Заметил, как покривился, проявил несвойственную обычно проницательность, наклонился ближе, вручил бутылку обратно. Почти уперся лбом в лоб. Но только почти. - Это не пафос, это ирония. А для пьесы - да, хочу. Обязательно. Если бы я просто жил там - вот как сейчас с тобой сижу здесь. Или вот как я встаю каждое утро в этом костюме, - развел руками, показывая, - то обошелся бы и без конкретики. А у пьесы должна быть идея. Иначе это замок на песке. Или я чего-то не понимаю?
Тод Трауман: Не выдержал, положил ладонь на затылок и все же коснулся лбом лба. - Сейчас все наоборот. Ты меня дразнишь. Разжал пальцы, как и не было мимолетного порыва. - Какой именно конкретику ты видишь? Что для тебя основа? Потому что для меня основа это страсть. Желание сломать грань.
Ланселот: Уперся лбом, выдерживая давление ровно столько, чтобы ни один не сдвинулся с места. - Немного, - согласился. И уселся удобнее, как если бы ничего и не было. - Основа пьесы это идея, - повторился. - Ну вот о чем мы будем рассказывать историю? Страсть - отлично. Но что со страстью? Что она может сломать грань? Что страсть может преодолеть все - стоит только ей поддаться полностью? Что страсть сильнее рассудка? Что рассудок в принципе ничто? Или это вопрос о том, что такое - страсть? Что она делает с человеком. Или с кем-то, кого воспринимают человеком. Посмотрел на собеседника. - Я даже здесь зануден. Но мне можно, тут я немного вне роли, - улыбнулся, пьет пиво.
Тод Трауман: - Знаешь, - ухмыльнулся невесело, - иногда мне и правда хочется тебя убить. Но тогда я буду не Смерть, а убийца. Ты спрашиваешь, я спрашиваю. Почему я отвечаю, а ты нет?
Ланселот: Погрустнел, отставил бутылку. - Тогда я хочу, чтобы ты меня убил. Все будет просто. Хотя бы потому, что ты несправедлив в замечаниях. Я отвечаю. И спрашиваю снова. А ты отвечаешь, маскируя свой вопрос. Я не знаю основы. Я перебрал для тебя те варианты, которые для меня возможны. А есть и другие. Надо выбрать и определиться. Ты хочешь, чтобы я выбрал за нас обоих?
Тод Трауман: - Тогда я отвечу. Я хочу узнать и показать, что может сделать страсть. Как она может изменить. И как может сломать границу, выйти за которую для себя не почитал возможным.
Ланселот: - Вот! - ткнулся кулаком в бутылку, словно чокаясь. - Спасибо тебе. Правда. Поднялся, протянул руку. - Мне пора. Пойдешь со мной?
Тод Трауман: Хмыкнул только, поднимаясь. И вместо предложенной руки приобнял за пояс. Щелкнул пальцами, заставляя одну за другой гаснуть свечи. - Пойдем, - кивнул.
Кот Мебиуса: Пришел, вспрыгнул на бархатное кресло с гнутыми ножками и дубовыми подлокотниками, пару минут выбирал положение поудобнее, в конце концов устроился, обернулся хвостом, придремывает.
Каланте: Уважаемые господа, тут живые водятся? Продается картина Возвращение блудного сына. Стартовая цена - рюмка горькой. Ну не дорого ж, ей богу.
Кредис: - Какими судьбами, - улыбается. - Рюмку и сами можете взять, тут содержимое бара подпадает под определение "халява". Еще предложения будут? Да, кстати, был бы рад вас именно что лицезреть. А то один только голос - скорее уж привилегия графа.
Кот Мебиуса: Созерцает оживление с кресла, жмурится сонно, качает головой приветственно.
Кэлпи: Пришел выпить чаю, чем и занимается вдумчиво. Разогрел большой чайник, заварил чай с травами и кусочком высушенной апельсиновой корочки, дождался пока настоится, налил чашку и сел пить. Чуть морщится от головной боли.
Грегори Эндрю: Вошел как обычно - через дверь. Присел рядом. Протянул руку молча, коснулся виска Джулиана. Чуть погладил. - Вечера. А мне? - кивнул на чайник.
Кэлпи: - И тебе. Хочешь чаю? Улыбнулся, не поворачивая головы, прикрыл глаза на миг. Потом поднялся, выталкивая себя из кресла и из апатии тоже. - Только смотри, - грюкнул кружкой, - он с травками, с апельсином. Сахару положить? Или с печеньем будешь? Может с бананом сушеным? Достал блюдце сушеных бананов - шикарная закуска для травяного чая. И не поспоришь. В мелочной обыденной суете, неторопливыми движениями стряхивает с кистей накопившуюся усталость.
Грегори Эндрю: - Хочу. Оперся о стойку локтями, наклонился вперед, смотрит за тем, как готовят чай, чуть щурится, не скрывая, как хорошо вот прямо сейчас. Оттого что все идет именно так. - Нет, не надо сахар. Крекеры есть? Бананы? Попробую. С подозрением косится на бананы - давно не пробовал, забыл уже. - Черт, как давно это было, - говорит в пространство, на автомате полез за сигаретами, крутит в руках пачку, то открывая, то закрывая.
Кэлпи: - Что давно? - не отрываясь, - Бананы? Или крекеры? Неторопливо, несуетливо проводит инспекцию шкафчиков, зная, что если захотеть крекеров, то они рано или поздно найдутся. Обнаружил пачку мелких круглышей где-то за банкой с сухофруктами и коробкой мармелада. Сыпанул щедро в тарелку. Вернулся с крекерами, бананами и чаем. Устроился обратно, ухватил банан. - Все для счастья. Так, по мелочи. Кинул на стол пачку и зажигалку. Чтоб было.
Грегори Эндрю: - Ты. Рассмеялся негромко, пошуршал крекерами в тарелке, прежде чем выловить один и захрустеть. - Делаешь чай. Добавляешь туда кучу всякой разной хрени. Помню, как ты как-то похоже делал кофе. Я скучал по этим временам. Открыл наконец пачку, вытянул сигарету, зажал в зубах, прикурил, не стал тушить огонек, протянул через стойку, смотрит вопросительно - мол, будешь?
Кэлпи: - Сейчас не хочу кофе. Хочу чаю. Кивнул, протянул руку за прикуренной сигаретой. Перетасовал пепельницу, блюдца, чашку. - А вообще мне нравится это делать. Просто не то настроение наверное было. Или вообще не было.
Грегори Эндрю: Отдал сигарету, прикурил вторую затянулся. Попробовал чай, выпил сразу полкружки, похрустел еще одним крекером и только тогда взял банан. - Никогда тут не пробовал твой чай. Разнообразие, - пыхнул дымом. - А мне нравится смотреть, как ты это делаешь. В этом есть какое-то ощущение правильности. Сложно определить точно.
Кэлпи: - Правильности? Почему? Задумчиво взглянул на бананы, потянул еще один. Тиснул в сладкие от банана губы фильтр, глотнул дыму, как аквалангист перед погружением. - Именно в мельтешении на границе зрения? - усмехнулся, смыл чаем и сладость и горечь табака. Глотнул еще.
Грегори Эндрю: Откусил задумчиво банан. Сладкий. Запил второй половиной чая из кружки. - Еще есть? - смотрит с надеждой. Качает сигаретой, смотрит, как дым плетет что-то замысловатое. Формулирует. - Нет. Именно в устройстве мелочей для счастья, как ты сам сказал. Здесь есть какая-то дурная тонкость. Затянулся задумчиво, выпускает дым небольшими порциями. - В принципе ты можешь сделать что-то сам. И тогда это будет из разряда удовлетворения потребностей. Но кто-то может сделать какую-то мелочь для тебя. И это будет из разряда мелочей для счастья. Путано получилось, - кивнул сам себе. - Но другой формулировки мне пока не найти.
Кэлпи: - Философ, блин, - хмыкнул, лениво потянувшись за чайником. Подлил чаю, подвинул кружку. - Не нужны мне и горы златые, не нужен и кофе из автомата. Курит задумчиво, гоняет пальцем по тарелке крекер. - Мелочи они вообще штука загадочная. То они мелочи, а то без них никак и игрушки бракованные...
Грегори Эндрю: - Повторюсь, - с философским видом дымит. - Ты сам сказал, что мелочи для счастья. А счастье... в общем это тебе не гм... - закашлялся. - В общем, не оно. Взял кружку, пьет с видимым удовольствием. - Вкусно. А я уж думал, под шумок опять аппарат поставить, - улыбается.
Кэлпи: - Поставь, - сделал независимое и невозмутимое лицо. - Только я их не люблю. Очень. Откинулся в кресле, уложил голову на спинку, разглядывает потолок щурясь. - А для счастья обычно они и нужны, мелочи... Что странно.
Грегори Эндрю: - Поставлю. Может быть. И может быть, ты снова его раскурочишь. Разе что выберешь иной способ. Навалился на стойку, допивает чай. Затушил окурок. И накрыл ладонь своей. - Черт его разберет, что нужно. В моем случае и правда - черт разберет...
Кэлпи: - Буду чертом, который разберет твой автомат? - фыркнул насмешливо, сжал пальцы, зевнул, прикрывая рот ладонью. - Пойдем спать? Мне пора уже.
Грегори Эндрю: - Почему нет? - расхохотался. - Было бы интересно посмотреть на сам процесс. Вот видишь, ты меня уже искушаешь на поступок. А именно на то, чтобы поставить этот долбаный автомат. Отставил чашку, встал. - Мне тоже. Пойдем.
Каланте: - Ой... - в легком покраснении, - ну ладно, тогда я ее сюда поставлю, над камином... Рембрант все же. Опять же не с пустыми руками из командировки. Улыбнувшись, отделался от картины и подобрался к бару, где и разжился рюмкой, а в придачу к ней и бутылкой, потому как ночь длинна. Уселся на высокий барный стульчик, осматривается в прибывшей компании. - Приятно видеть оживление в питейном заведении... какие новости? Как поживает форум?.. и, кстати, как прошла премьера? надеюсь аншлаг. В последнем утверждении таки затаилась мышкой ирония.
Кэлпи: - Как-то я всех искушаю, - улыбнулся, - пойдем. Открыл дверь и едва уловимо касаясь спины, вышел вместе с копом.
полная версия страницы